Хроники ЛШ 2007/30.06

Пытались заснуть. Мешал свет за окном и дискотека этажом ниже. Ждали, когда стемнеет или закончится дискотека. Не дождались ни того, ни другого. Заснули неспокойно. Проснулись тоже.

Завтрак. Каша. Не пшенка и не овсянка. Рис, наверное. Желающим быстро обеспечили вегетарианские и постные порции, за что «Кузовам» большое спасибо.

Погрузились в автобус. Доехали до причала. Осмотрели катер, на котором над предстояло идти на Соловки («Василий Косяков»). По виду, машина бывалая и, вероятно, надежная. По крайней мере, в это очень хотелось верить. Очередь на погрузку. «Сначала – по туристическим путевкам, потом – все остальные». Леша Глуцюк в этой же очереди встретил кого-то знакомого. С нами – группа поляков. Языковой барьер не позволил нам наладить прочные дружественные связи между братскими славянскими народами.

Погрузились. Умные и бывалые люди (Паша и Катя) сразу и серьезно утеплились, только взойдя на борт. Остальные намека не поняли и дождались выхода в море. Ветер сначала освежал, потом начал бодрить. Забывшие теплые вещи на днах своих рюкзаков поняли, что были очень неправы. Желающие, впрочем, могли пойти погреться на нижнюю палубу. Нежелающие (Паша, Катя, Митя и примкнувший к ним Денис), напротив, назло ветру на носу корабля пели песни a capella.

Параллельно на верхней палубе медленно развивался разговор о диссидентском движении, начавшийся со спора между Гришей и Сашей. Юлий Сергеевич вспомнил о том, как математик Есенин-Вольпин, попытавшись сделать один из процессов открытым, попал в психушку – и как люди на мехмате составляли письмо, в резких выражениях требовавшее освободить Есенина-Вольпина. «Пришли к Капице. Капица спросил: вы чего хотите? Освободить Есенина-Вольпина или поднять шум? Если первое, то я это сделаю. А в шуме участвовать не буду. И никакого письма не подписал». Тем не менее, письму был дан ход, подписи собраны и письмо опубликовано. Это привело к серьезному ответному удару, когда власть и влияние Петровского существенно уменьшились, а влияние партийной номенклатуры возрасло. Параллельно (и независимо) началась «борьба с космополитизмом», вылившаяся в государственный антисемитизм. На вступительных экзаменах на мехмат евреев стали «резать».

Технология стандартная: устный экзамен, «завальная» задача, имеющая решение в две строчки, до которого практически невозможно догадаться.

Ю.С. рассказывал, о том, какую технологию он предложил для доказательства необъективности устных экзаменов. Берутся протоколы (они хранятся полгода), из них выбираются тексты задач и отдаются на экспертизу. Известно, что сложность одной задачи – скажем, 10 баллов. Далее, эксперт оценивает сложности остальных задач. Понятно, что если есть два протокола, в одном за решенную задачу на 5 баллов ставится пятерка, а в другом за нерешенную задачу на 70 баллов ставится двойка, то это – явный показатель необъективности.

Некоторое время обсуждалась возможность создания такой комиссии. В конце концов, комиссия была создана, но ее назначал декан и в ней оказалось больше человек «из противоположного лагеря». Комиссия собралась и стала решать, смотреть протоколы или нет (то есть выполнять ли работу, ради которой она создавалась). Большинство было против, но председатель (Тихомиров) сказал: пусть те, кто хотят, смотрят, а остальные – не смотрят. Пришли в архив. Человек, заведовавший архивом (кто) протоколы не дал. После некоторых препирательств было принято решение. Протоколы были даны, но с заклееными фамилиями. А для надежности, к уважаемой комиссии был приставлен «караул» из «надежных людей» – чтобы никто эти бумажки не отклеил.

Комиссии дали проработать час, после чего «надежные люди» сказали, что «караул устал», и на этом ее работа завершилась. Никаких явных результатов получено не было, но, по словам Ю.С., доказательством наличия необъективных экзаменов служил сам факт того, что комиссии работать не дали (раз что-то скрывали, значит было что). На следующий год экзамены были проведены более объективно, и через несколько лет Ю.С. пришел к О.Б. и предложил свои услуги по приему экзаменов.

Также обсуждался вопрос: нужно ли вспоминая подобные события указывать явные имена действующих лиц, зарекомндовавших себя не лучшим образом. Ю.С. считает, что не нужно («называть имена – это бить в морду, а мы с этими людьми живем и работаем сегодня»), Саша Буфетов с этим не согласен: «Страна должна знать своих героев».

Добрались до порта назначения.

Оставив часть вещей и людей около причала, пошли (и поехали) к нашему отелю. (Порядка 2-4 километров.)

(Продолжение следует...)